Монолог женщины, который я публикую ниже, похож на
исповедь у священника. Рассказывая о своей судьбе, она как будто бы очищает
душу от накопившейся боли.
В монастырь Крестным
ходом пришла группа паломников.
Проходя по тропинке, я боковым зрением заметила женщину.
Она одиноко сидела на траве, опустив голову, а по ее щекам текли слезы. Вся она выглядела какой-то несчастной, потерянной.
Я хотела пройти мимо, но почему-то остановилась и подошла к ней.
- У Вас что-то случилось? - спросила я.
Она отрешенно начала говорить:
- Наша вера, призывает нас к всепрощению, честности, добродушию, отзывчивости, простоте. Тактичность и вежливость, в целом в обществе, в большой цене, а тем более, мы верующие, обязаны быть тактичными.
Я вот сегодня, пришла Крестным Ходом в монастырь, нахожусь вроде бы в кругу единомышленников, среди людей богобоязненных, работающих над собой, стремящихся искоренить свои пороки и страсти, - а получила такой болезненный укол! Прямо ядовитый укол в душу.
Проходя по тропинке, я боковым зрением заметила женщину.
Она одиноко сидела на траве, опустив голову, а по ее щекам текли слезы. Вся она выглядела какой-то несчастной, потерянной.
Я хотела пройти мимо, но почему-то остановилась и подошла к ней.
- У Вас что-то случилось? - спросила я.
Она отрешенно начала говорить:
- Наша вера, призывает нас к всепрощению, честности, добродушию, отзывчивости, простоте. Тактичность и вежливость, в целом в обществе, в большой цене, а тем более, мы верующие, обязаны быть тактичными.
Я вот сегодня, пришла Крестным Ходом в монастырь, нахожусь вроде бы в кругу единомышленников, среди людей богобоязненных, работающих над собой, стремящихся искоренить свои пороки и страсти, - а получила такой болезненный укол! Прямо ядовитый укол в душу.
Камень в душе |
- Вас кто-то здесь обидел? - спросила я.
- Меня очень сильно обидела незнакомая женщина, еще в пути… А продолжилось здесь…
После некоторого молчания, женщина продолжила:
- Случилось так, что в первый день нашего пути я обрезала пятку на ноге. Обувь вроде была удобная, но, из-за того, что шел дождь, носки подмокли, и … на определенном отрезке пути я поняла, что просто не смогу дальше идти, мне нужно остановится и заменить носки на сухие. Я сказала об этом своей подруге. На что она ответила:
- Галя! Из-за одной тебя никто останавливаться не будет. Видишь, как быстро все идут. Не догоним, если остановимся. Отстать от всех – не выход. Терпи до тех пор, пока все не остановятся на очередной отдых.
Я шла…
Через какое-то время я сняла свои кроссовки и пошла в носках.
Обида на подругу «разогревалась» по нарастающей, но я старалась не показывать вида.
Правда, потом, хорошенько поразмыслив, я согласилась с ней. Ведь, в самом деле, за время, пока я достану носки из рюкзака, пока надену… отставание составит не менее 200 метров, бежать, чтобы догнать толпу паломников, - физических сил не было.
Я, конечно, благодарна своей подруге за то, что она сподвигла меня на этот подвиг. Сама бы я не решилась идти Крестным ходом. У меня дома мать больная, лежачая.
Моя подруга – единственный человек, который знает, как я устала от домашней рутины.
За неделю до Крестного хода она объявила мне, что на три дня оплатила моей маме сиделку, и что я теперь просто обязана принять вместе с ней участие в таком благодатном и спасительном для души мероприятии (имеется в виду Крестный ход).
Ближе к обеденному времени первого дня нашего паломничества на мой сотовый телефон позвонила сиделка и расспросила у меня о некоторых моментах по уходу за мамой. Запыхавшись от ходьбы быстрым шагом, я разговаривала достаточно громко.
Моя подруга, поняв суть разговора, спросила у меня, все ли хорошо. Я ответила, что «да» и сказала ей, что к своему удивлению, за полдня я ни разу не вспомнила о том, что дома у меня лежачая мама.
Нашу беседу услышала «благочестивая» христианка, идущая рядом с нами, которая почти всю дорогу пела молитвенные песнопения.
- Неужели вы считаете, что оставив дома свою больную маму, совершая подвиг Крестного хода босиком, вы поступили правильно? Это - чистой воды эгоизм! Куда правильнее было бы проявить великодушие и остаться дома рядом с мамой. Вы забыли, дорогая милочка, что одна из первейших заповедей: «почитай отца и мать».
Я не нашлась, что ей ответить. Меня просто стало колотить от обиды на нее.
Моя подруга, схватив меня за руку, что-то промолвила в мою защиту и потянула меня назад, чтобы немного отстать от группы молящихся женщин...
Остаток пути я прошла в размышлениях о своей судьбе, периодически мне хотелось расплакаться. Молитвенного состояния в душе не было.
Рассказывая сейчас о своей обиде, я не хочу вызвать у вас сочувствие к себе. Не стану и оправдываться. Потому что, скорее всего, с православной точки зрения я не права. Я должна безропотно нести свой крест по уходу за мамой.
Простите, а как вас зовут?
- Мария, - ответила я.
-Так вот, Мария, я регулярно исповедуюсь в эгоизме, бесчувственности, в раздражении на маму. Раньше батюшка что-то мне говорил, что-то советовал почитать… А сейчас уже не советует. Видимо, он понял, что ситуация моя – безнадежная: я уже не исправима.
Лет пять назад, когда слегла мама, он так много говорил мне о скорбях, о терпении, о служении, о кресте, что ничего нового он уже не может мне посоветовать. А старое повторять бесполезно.
Я знаю, что моя скорбь не самая тяжелая, знаю, конечно, и то, что кресты наши посланы Богом ради нашего спасения, и ноша для каждого из нас подобрана так, чтобы уврачевать грехи. Я понимаю, что Богу нужно доверять.
Я не в тюрьме и не в лагере. Те, кто там был, кто там десятки лет провел, кто умирал там, могли бы меня упрекнуть: «Нам бы твои трудности…»
Всё это так! Но только мне, грешной, так хочется иногда уехать из дому хотя бы на пару денечков! Хочется тупо полежать на песочке возле озера. Или поехать в паломничество… Я так люблю старые города, церкви, монастыри…
Пусть даже без лежания на берегу озера, просто посидеть с хорошей книжкой в кресле где-нибудь на даче среди леса хотя бы денек-другой – я бы нашла в себе силы по-настоящему, от всего сердца пообещать Богу безропотно нести свой Крест. Но пока у меня этих сил нет…
Я очень устала от однообразного образа жизни, от постоянного чувства долга: подать, поднести, посадить, помыть, покормить, попоить…
Мне необходимо переключиться, отдохнуть, но я не могу это сделать, потому что ни на день не могу оставить свою маму, - я же христианка.
Я сейчас вот сижу здесь, а мысли мои – дома. Я не расслабилась, не отвлеклась. Меня мучает совесть. И эта «благочестивая христианка» в очередной раз надавила мне на эту совесть.
У меня уже просто сил нет жить по мудрым духовным правилам. Моя психика им не подчиняется, хотя я верующий человек и без веры, без Церкви себя не мыслю.
На меня наваливается уныние. Я в этом грехе тоже постоянно исповедуюсь. Только оно от этого не проходит.
Я выхожу из храма, иду домой, - и у меня опять то же самое, что и вчера, и позавчера: по пути я забегаю в аптеку… покупаю одноразовые шприцы, памперсы, бинты… Бегу скорей домой: как там она одна.
А дома… утка резиновая, таблетки, массаж… почти ежедневное перестилание постели,… суп куриный, каша манная … да мечта заветная – чтобы ночь спокойно прошла: без вызова «скорой».
Любимая работа меня спасает, но, идти с работы домой мне не хочется, потому что там меня ждут рутинные обязанности.
Если честно признаться, то и работа в последние годы мне не кажется такой уж любимой. Среди своих коллег я слыву одинокой немолодой женщиной…
Много горечи в моей жизни.
Когда батюшка на исповеди говорит мне, что скорби приходят не случайно, не по стечению обстоятельств, они попускаются непостижимым Промыслом Божиим для нашего исправления, - я с ним соглашаюсь…
Но, вот дома в моем сознании начинается протест. Мне не хочется соглашаться с тем, что все в моей жизни случилось по моим грехам. Вокруг себя я вижу не менее грешных людей, которые, как мне кажется, живут намного более счастливо...
Я слушала монолог женщин, и невольно задала вопрос:
- Простите меня, пожалуйста, за бестактный вопрос: «А у мамы вы только одна? И замужем вообще не были никогда? Можете не отвечать. Простите».
- У мамы нас трое. Две старшие сестры замужние, у них дети, внуки… Они считают, что ухаживать за мамой – это мой долг, потому что я не обременена семьей.
Таких, как я, Мария, обычно называют карьеристками, хотя сама себя я к этой категории не отношу. Не то, чтобы я занимала очень важный пост, но работе приходилось отдавать много времени и сил, причем я делала это с удовольствием. Я всю жизнь проработала на одном и том же месте. Надеюсь, что и до пенсии доработаю.
По-молодости у меня был друг, такой же трудоголик. Мы вместе проводили выходные, и это устраивало нас обоих. Горячих чувств друг к другу мы не испытывали, но общие симпатии были. Естественно, иногда мы разговаривали о планах на жизнь.
Я всегда была убеждена, что в настоящей семье обязательно должны быть дети. Для меня выйти замуж означало оставить работу и несколько лет полностью посвящать себя семье. Я к этому была не готова, так как это перечеркнуло бы мои профессиональные достижения.
По молодости я была глупая: очень хотела быть свободной. Делать то, что хочу, идти, куда хочу, дружить с теми, кто мне нравится, и ни перед кем не отчитываться за свои действия. Мама говорила мне, что меня ждет одинокая старость, а папа поддерживал: он считал, что человек должен жить так, как ему нравится.
Во времена моей молодости быть женой означало быть «тенью» мужа Я видела много примеров таких браков (в частности, союз моих родителей), которые я не хотела повторить.
Я предпочитала жить настоящим и не думала о том, что произойдет завтра.
Пока я наслаждалась свободой и делала карьеру, мой лучший друг-трудоголик женился на моей подруге. У них родилось трое детей.
После тридцати лет, правда, я испытывала острую необходимость создать семью, чтобы (стыдно признаться!) не слыть старой девой, но, подходящего мужчину так и не встретила.
Греховные отношения были.
Это все, что я могу вам рассказать о своей прошлой жизни.
На этом тему моей личной жизни давайте оставим.
Вернусь еще к своей маме, а потом я продолжу разговор о тактичности (ведь наш разговор начался с этой темы).
Мама у меня хорошая. Терпеливая, не эгоистичная, сознательная – понимает мою ситуацию, старается, насколько может, ее облегчить. Я знаю, что другим с подобными больными гораздо тяжелее. Я должна быть маме благодарна. Но, почему-то во мне нет благодарности... Если и есть, то чисто рассудочная, не в сердце. Я часто задумываюсь: может быть, я просто свою маму не люблю?.. Вот эта мысль – она, пожалуй, самая тяжелая.
Умею ли я любить?
Наблюдая за другими, я понимаю, что любить – это жертвовать собой. А я не готова жертвовать.
Ведь если бы я любила свою маму по-настоящему – всё для меня было бы совсем по-другому. Я не тяготилась бы своей ношей, я вообще не думала бы о себе – только о том, чем ее утешить, как облегчить ее страдания. И это было бы для меня радостью. Трудной, но радостью. Я не искала бы ничего для себя, я была бы хоть и уставшей, но счастливой своим служением.
Эта ее болезнь просто обнажила мою сухость, черствость и мою неспособность простить обиды моей юности.
С моих обид и начался у нас разлад и отчуждение.
Я затаила обиду на свою маму с моего четырнадцатилетнего возраста. В то время я испытала свою первую юношескую влюбленность. Мама меня не поняла. Она постоянно напоминала, что первые чувства не бывают постоянными. Папа же не говорил ничего, но я чувствовала его поддержку. Он очень трогательно меня опекал, боялся ранить словом, мнением, упреком.
Между мамой и папой как раз в то время случился разлад в отношениях. Старшие сестры уже учились, дома не жили. Я была на стороне папы. Маму же считала неблагодарной и эгоистичной по отношению к папе.
Я защищала от «непонимающей» мамы свой, как мне казалось, внутренний мир. По характеру я ранима и болезненно горда, а с мамой это почему-то особенно остро проявлялось.
Со временем родители расстались. Папа женился второй раз.
Когда мама заболела, я поняла, что она всё равно для меня близкий человек, самый близкий, и, как бы там у нас ни складывалось, все равно я перед нею в долгу, то есть заведомо перед нею виновата, я это чувствую, хотя и сопротивляюсь.
Мне до сих пор трудно попросить у нее прощения. Я могу попросить его у кого угодно, у любого человека, но, только не у мамы: здесь я сжимаюсь в комок…
С каждым годом маминой болезни моя любовь к ней все больше пересыхала и улетучивалась.
Когда я слушала наставления священников о дочернем долге, - у меня начинался нервный тик!
Слушая исповедь женщины, мне захотелось поддержать ее. Я не выдержала и прервала ее рассказ:
- Галина, я понимаю вас. Моя мама тоже много лет была лежачей.
Мне тоже говорили, что уход за больным человеком, принимаемый со смирением, без ропота, – это та же молитва. Мамы давно нет. Теперь я осознаю, что если бы я, действительно, смогла сделать свою работу, свой уход за мамой, молитвой, это было бы спасительным для моей души. Но, я тоже роптала…
Мне тоже священники давали наставления, напоминали, что крест вручен каждому человеку Богом, и именно такой, какой ему нужен для уврачевания душевных язв.
А на самом деле, уход за тяжело больным человеком, редко возможен без раздражения, без ропота, - потому что это очень сложно.
- Так вот, Мария, хочу сказать вам, что люди в храмах, в том числе и священники, бывают очень бестактными. Я сама все понимаю, осознаю… Не нужно мне лишний раз напоминать о необходимости смиренно нести свой крест во искупление грехов…
- Мне вспомнился случай, как однажды работница храма попросила меня помочь убраться в храме. Я сказала, что мне нужно спросить благословения у священника (честно признаться, мне не хотелось убираться; накануне была бессонная ночь, так как у мамы появились пролежни, она стонала от боли; мне хотелось после службы побыстрее придти домой, и хотя бы немного отдохнуть. Я очень надеялась, что священник скажет мне, что в храме уберутся без меня).
К моему удивлению, батюшка сказал: «Потрудитесь немного во Славу Божию, отвлекитесь от домашних дел. Труд в храме очень благодатен».
Я раздраженная взяла швабру и пошла мыть пол. Не знаю, был ли такой мой труд во Славу Божию. Я кипела от обиды на батюшку: мол, мне дома надоело быть и санитаркой, и уборщицей, и нянечкой.
- Иногда, Мария, мне приходится наблюдать, как люди манипулируют священниками, рассказывая им о своих глубоких душевных переживаниях, «выдавливают» из них жалость, ожидая сочувственного, снисходительного отношения к себе… Чего чаще всего и добиваются… Таких людей священники почему-то не просят потрудиться.
- Согласна. Я часто об этом рассуждаю. Некоторые люди, особенно со сломанными судьбами, «до земли придавленные» горем, смиряются с необходимостью жертвовать своими интересами «во искупление грехов», только бы заслужить снисхождение к себе, дождаться Милости Господней. И, в результате, испытывают навязанное им постоянное чувство вины.
- Так вот, та женщина, которая в дороге сделала мне замечание, недавно подошла ко мне здесь, и сказала: «Раз уж вы оставили свою маму и пришли в монастырь, то постарайтесь потрудиться во славу Божию. Это будет очень полезно для вашей души. Подойдите на кухню и предложите там свою помощь».
Я не стала деликатничать и ответила:
- Конечно, я могла бы помочь, но, мне так болит нога! А еще больше - болит душа!
От ее навязчивости, Мария, в душе у меня образовался такой неподъемный камень, - от накатившейся обиды, конечно!
И в то же время, я сижу сейчас и думаю: «А может
быть, это Господь подослал ко мне эту женщину? Может, я не права? Может, я
должна была пойти на кухню…»
Моя подруга пошла сейчас помочь. А я вот сижу здесь и реву…
- Нет, Галина… Вы никому ничего не должны. Я иногда думаю: «Плохой, но честный ответ человеку, лучше хорошего, положительного ответа, скрытого под маской вежливости, если в душе бурлит несогласие и протест».
Не всегда нужно подбирать слова, чтобы проявить свое ложное смирение.
- Вы правы… Однако, иногда наша «прямота» и «честность» приводит к тому, что в глазах окружающих мы предстаём грубиянами, невежами и хамами.
Спасибо вам, Мария, что вы выслушали меня. Камень, который поселился в моей душе, немного полегчал. Еще раз спасибо. Вас ко мне - то уж точно подослал Господь.
Она подняла на меня свои заплаканные небесно-голубые глаза, на ее устах расплылась благодарная улыбка.
Я возвращалась из монастыря домой и думала: «Как мало надо человеку, чтобы вернуть его к радостям жизни. Иногда достаточно только не пройти мимо, поговорить с ним, выслушать его исповедь, и тогда грустные мысли потихоньку уйдут".
Моя подруга пошла сейчас помочь. А я вот сижу здесь и реву…
- Нет, Галина… Вы никому ничего не должны. Я иногда думаю: «Плохой, но честный ответ человеку, лучше хорошего, положительного ответа, скрытого под маской вежливости, если в душе бурлит несогласие и протест».
Не всегда нужно подбирать слова, чтобы проявить свое ложное смирение.
- Вы правы… Однако, иногда наша «прямота» и «честность» приводит к тому, что в глазах окружающих мы предстаём грубиянами, невежами и хамами.
Спасибо вам, Мария, что вы выслушали меня. Камень, который поселился в моей душе, немного полегчал. Еще раз спасибо. Вас ко мне - то уж точно подослал Господь.
Она подняла на меня свои заплаканные небесно-голубые глаза, на ее устах расплылась благодарная улыбка.
Я возвращалась из монастыря домой и думала: «Как мало надо человеку, чтобы вернуть его к радостям жизни. Иногда достаточно только не пройти мимо, поговорить с ним, выслушать его исповедь, и тогда грустные мысли потихоньку уйдут".
В моём блоге вы можете прочитать рассказы из жизни реальных людей, о паломничестве в Лавришевский монастырь.
Кликнув по картинке, вы перейдете на новый рассказ:
Какая сложная жизнь у этой женщины сейчас наступила. Я очень надеюсь, что Ваша беседа немного подбодрила её, ведь Вы и сами всё это прошли. Маленькие чудеса продолжают свершаться в нашем монастыре. Всё же не зря эта женщина пришла крестным ходом! Пока мы там были, тоже чудесным образом встречались именно с теми людьми, которым оказались полезны.
ОтветитьУдалитьСпасибо, Елена, за высказанное мнение. Многие люди, направляясь в монастырь Крестным ходом, действительно, совершают подвиг. Поэтому Господь проявляет к ним особую милость.
УдалитьРассказ затронул мою душу.
ОтветитьУдалитьИскренне признательна Вам за то, что прочитав рассказ,высказали свое мнение.
Удалить